Разводящий Апокалипсиса - Страница 73

Да это же Розенблюм, сообразил Валентин. Значит, это снова Побережье? Но почему так темно?

— Того самого, — ответил Валентин, с трудом ворочая пересохшим языком. — Вот только не уверен, что сделал его до конца…

Он пошевелил пальцами, складывая простейшие «бритвы», и перерезал ремни на руках. Темная до сих пор комната осветилась — Розенблюм зажег магический шарик. Валентин выпрямился на своем алтаре и присвистнул.

Больше всего его поразили одиннадцать похожих как две капли воды фигур, безмолвно стоявших вокруг алтаря. Одинакового роста, в просторных коричневых одеяниях, частично расстилавшихся по полу, с наглухо закрытыми капюшонами, они походили на статуи из музея восковых фигур. Для жрецов, только что совершавших над Валентином черную мессу, они вели себя на удивление тихо; но кто знает, каковы нравы последователей Емая?

Алтарь, на котором восседал Валентин, находился на небольшом возвышении посреди громадного грота. Подняв голову кверху, Валентин убедился, что предчувствие его не обмануло — алтарем служил сталагмит, над которым нависал соответствующих размеров сталактит. Своды подземного зала уходили далеко вверх, и Валентин поежился, представляя, как сталактит отламывается от потолка и впивается ему прямо в лоб. Отличное место для темных делишек, подумал он, опуская голову.

За спинами недвижных жрецов — если, конечно, это были жрецы, а не случайные прохожие, — Валентин разглядел неровные, хотя и хранившие следы грубой обработки каменные стены, из которых в явном беспорядке торчали металлические канделябры. Это правильно, кивнул Валентин, магический свет может помешать обрядам; но почему, когда я очнулся, ни одна свеча не горела? Вон их сколько торчит из подсвечников!

Валентин перевел взгляд на Розенблюма — и только теперь почувствовал неладное. Его верный подмастерье шел к алтарю, держа курс прямехонько на одну из неподвижных фигур, и непохоже было, чтобы Розенблюм собирался ее обогнуть.

— Постой-ка, — сказал Валентин, поднимая правую руку. Розенблюм послушно остановился. — Ты что, их не видишь?

— Кого? — резонно переспросил Розенблюм.

— Да вот этих… — начал было Валентин и замолчал, потому что одновременно с его словами коричневые статуи ожили. Две из них непостижимым образом оказались за спиной Розенблюма и вмиг заломили ему руки, а остальные склонились над самим Валентином, прижав его спиной к алтарю. Валентин пробовал брыкаться и даже сложил «перчатку» — но магия, которой еще минуту назад было хоть отбавляй, снова куда-то исчезла.

Ну, вот теперь-то они меня и попытают, подумал Валентин с каким-то мазохистским весельем.

— Розенблюм, — крикнул Валентин, пользуясь быть может последней возможностью что-то сказать, — доложи обстановку!

— Я выследил их по запаху, — скороговоркой выпалил Розенблюм, — от самого дома; но их магия мне непонятна!

Чего уж тут понимать, подумал Валентин. Емайская магия, помолился — и все что хочешь сбывается. Если уж сам Нираад у них на побегушках…

Послышался глухой звук удара, и Розенблюм замолчал.

— Хвала Емаю, — проскрипел один из жрецов. — Теперь мы можем испытать его дух!

— Был знак, — столь же скрежещущим голосом отозвался другой, — и подоспела жертва. Хвала Емаю!

Один из стоявших у алтаря схватил Валентина за волосы и рывком приподнял его голову, заставив смотреть прямо перед собой. Валентин увидел четыре пары жрецов, окруживших его с обеих сторон, и у своих ног — распятого на поставленной вертикально каменной плите Розенблюма. Должно быть, у меня что-то с головой, решил Валентин. Они не могли его так быстро распять!

— Готов ли ты с радостью принять Его? — спросил невидимый жрец, державший Валентина за волосы.

— Кого? — переспросил Валентин и тут же пожалел об этом. Жрец слегка повернул руку, и в глазах Валентина потемнело от боли. Восемь пар рук прижали его к алтарю, не дав забиться в корчах. Ни фига себе, подумал Валентин, когда боль отпустила; это ведь только предупреждение — а как же они тогда пытают?!

— Тогда смотри! — скомандовал жрец, сжав в кулаке волосы Валентина. Это тоже было больно, но по сравнению с только что испытанным — даже смешно.

Из-за плиты, на которой был распят Розенблюм, выступили два жреца. Один вытащил из рукава кривой нож средних размеров, другой просто выставил напоказ две белые, холеные ладони. Затем он поднес руку к лицу Розенблюма, отставил мизинец, сделал короткое движение — и вытянул правый глаз из мигом заполнившейся кровью глазницы.

Валентин зажмурился и сжался, с трудом подавив спазм. Они же его совсем изуродуют, подумал он; а что делать? Не пускать же в себя Емая? Черт, будь здесь хоть частица магии!..

Невыносимая боль прервала Валентина на полуслове. Он понял, что от него требуется, и разлепил глаза. Боль отступила, и Валентин увидел, что второй жрец не терял времени даром. Из надрезанного живота Розенблюма свисали две синие, в красных пятнах кишки.

Валентин снова зажмурился, на этот раз с трудом сдержав рвоту. Боль тут же пронзила тело, и Валентин обнаружил, что открыл глаза раньше, чем успел подумать об этом. Рефлекс сформировался, понял он, теперь жрецы смогут заставить меня смотреть на что угодно.

Стоявший слева жрец зацепил ногтем кожу на груди Розенблюма и содрал ее до самого паха — полосой шириной в ладонь. Валентин решил не зажмуриваться — что толку усугублять рефлекс? — и выиграл несколько секунд, чтобы подумать. Интересно, почему Розенблюм не кричит? Или крики пока не входят в программу? И еще — у меня же было сколько-то магии в теле? Куда она могла подеваться?